Война в Украине идет уже два месяца. По данным «ОВД-Инфо», за это время в России на антивоенных протестах задержали 15,5 тысячи человек. Активнее всего россияне выходили на акции в первые недели войны. Рекорд по числу задержаний — 5558 человек в 77 городах — пришелся на 6 марта. Силовики валили протестующих на асфальт, избивали дубинками, душили, били в живот, по лицу, ударяли головой об стену и заламывали руки.
На данный момент «ОВД-Инфо» сообщает о 84 фигурантах уголовных дел, 26 из которых обвиняются по новоиспеченной статье о публичном распространении заведомо ложной информации об использовании Вооруженных сил РФ (ст. 207.3 УК РФ), им грозит до 15 лет лишения свободы. Еще тысяче протестовавших суды назначили арест.
Людей задерживают за плакаты с цитатами из Библии («Не убий») или из речи Путина на параде Победы 9 мая 2021 года («Война принесла столько горя, что забыть это невозможно. Нет прощения тем, кто вновь замышляет агрессивные планы»), окорок «Мираторга», фразу «Нет войне», «Два слова», плакат со звездочками вместо слов («*** *****»), пустой лист, флаг Украины или за кроссовки в цветах этого флага.
За открытое несогласие с войной, расклеивание антивоенных листовок или даже за черную одежду и белую розу в руке в полицию на несогласных доносят соседи, знакомые, ученики и коллеги.
Несмотря на доносительство, жестокость силовиков, новую уголовную и административную статьи, отсутствие массовых митингов, в России остаются люди разных возрастов и профессий, которые объединяются в «партизанские» антивоенные сопротивления, устраивают акции против агрессии России, выходят с «тихими пикетами», развешивают листовки, рисуют граффити, повязывают зеленые ленточки или просто раздают бесплатно романы-антиутопии.
«Важные истории» узнали, почему они продолжают протестовать в России, верят ли в возможность остановить войну и изменить страну к лучшему «тихими» партизанскими акциями.
«Если власть пытается меня выгнать или заставить замолчать, то я принципиально не буду это делать»
Дарья Хейкинен, тикток-блогер, руководитель оппозиционного общественно-политического движения Санкт-Петербурга «Маяк», 18 лет.
«Маяк» выступает открыто против войны, информирует подписчиков, создает петиции.
Я проснулась 24 февраля в 9 часов утра от того, что мне начали звонить. Оказалось, что звонили ребята из движения [«Маяк»], потому что они не поняли, что им делать. И это было понятно. Я тоже проснулась и не поняла, что мне делать. Я ложилась спать с мыслью, что ничего не начнется, потому что как такое вообще возможно. Первые несколько часов я была в шоке.
Потом стало понятно, что если у нас получится организовать какой-то масштабный митинг в этот день, то, возможно, это принесет результат: это первый день войны и люди очень агрессивно к ней настроены. Поэтому мы были одними из тех, кто анонсировал вечернюю акцию. А затем ко мне по прописке в тот же день пришли полицейские, поэтому мне было опасно выходить на эту акцию. Но в итоге я все равно пошла: трижды была на волоске от задержания, но повезло.
В первые дни мы [движение «Маяк»] занимались по большей части только информированием. Я только-только вышла из ИВС [изолятора временного содержания], и было сложновато какие-то акции устраивать, потому что надо мной была угроза сесть. Сейчас пробуем почву под собой: создаем петиции, например, с требованием огласить информацию о погибших на крейсере «Москва».
5 марта ко мне пришли с обыском по уголовному делу о «телефонном терроризме» (статья 207 УК РФ. — Прим. ред.), но обвинения до сих пор не предъявили. Думаю, цель была именно изъять всю технику, чтобы сложнее было дальше работать, и продержать два дня в ИВС, потому что на 6 марта как раз планировалась большая антивоенная акция.
Я все еще могу уехать из России, но не уезжаю, потому что для меня это принцип: если власть пытается меня выгнать или заставить замолчать, то я принципиально не буду это делать. Это часть моего внутреннего протеста. Это моя Родина, я здесь родилась, жила, я не так часто вообще ездила за границу. С начала войны мне дважды исписали дверь, облили ее краской, залили замки монтажной пеной, оставили под дверью фекалии. На двери писали, что я финская нацистка, потому что у меня финская фамилия, и угрозы типа «Жди, мы рядом». Я думаю, это такой акт давления, чтобы я как раз уехала из страны.
Я не чувствую, что людей, которые против войны, мало. Социологические опросы явно в такой ситуации не работают, ведь у нас уголовная статья даже за слово «война». Возможно, я нахожусь в информационном пузыре, среди людей, которые остаются в стране и так или иначе борются или борются из-за рубежа. Поэтому у меня нет ощущения [одиночества]. Возможно, благодаря этому я и продолжаю это все делать.
Я понимаю, что если на меня захотят сфабриковать дело, они его сфабрикуют. Но я воспринимаю это как неизбежное, а к неизбежному нужно относиться равнодушно. Особенно в России, которую мы сейчас видим: если ты занимаешься антивоенным активизмом, шансы, что на тебя заведут уголовное дело, очень сильно увеличиваются. Поэтому я стараюсь не принимать это близко к сердцу, пока этого не произошло.
«Ну да, будут судить, меня посадят или оштрафуют — наплевать»
Татьяна Савинкина, пенсионерка и общественница из Петрозаводска, 77 лет.
Вывешивает листовки с текстом «Путин, пошел вон из Украины».
Я не сомневаюсь нисколько, что наша страна совершила преступление, а вместе с ней и все мы, напав на соседнюю страну. Как Путин посмел пойти на такое преступление? Ведь всю жизнь мы говорили: «Самое главное, чтоб не было войны!» Поэтому я решила, что я это [расклеить листовки] должна сделать.
У меня там [в городе Белая Церковь Киевской области] муж. Он вообще там окончил школу, много времени провел. Потом учился в России и работал у нас [в Петрозаводске] в правительстве. Мы с ним разъехались, но очень часто общаемся.
Муж проснулся утром, в половину пятого, 24 февраля, от грохота. Выглянул в окно, а там взорвали аэропорт. Он вместе с соседями по дому 8 дней жил в подвалах. Наша дочь долго искала, как его вывезти оттуда. Но он сказал: «Нет, я останусь. Я останусь, как и все. Я не буду скрываться». Он с 96-го года в Украине, он считает, что это его народ теперь, хотя он каждый год приезжал в Россию.
Из-за вывешенной в лифте листовки «Путин, пошел вон из Украины» на меня донесла председательница ТСЖ. На следующей неделе будет суд. Теперь я [в своем доме] вывешиваю каждый день письма к ней. Пишу, что мне очень стыдно за вас, потому что благодаря таким доносам в 30–50-е годы у нас арестовали и расстреляли просто огромное количество людей. Я раньше работала в МВД, занималась реабилитацией [осужденных] людей и видела такие доносы.
Но я продолжаю вывешивать [листовки]. Геройства тут нет. Это должно быть обыкновенное человеческое отношение к тому, что натворила наша страна. Ну да, будут судить, меня посадят или оштрафуют — наплевать. Для меня это важно [продолжать протестовать]: несмотря на риск получить срок. В троллейбусах, если я зайду и увижу, снимаю афиши благотворительных концертов в поддержку нашего воинства. Кто-то возмутится, а кто-то скажет: «Правильно». Мы так с женщиной разговорились в почти пустом троллейбусе, что ведь не только украинцы гибнут, но и наши тоже. Нас услышала водительница и прям закричала, не поворачиваясь к нам лицом: «Вы что, дуры? Вы почему против Родины?» Ну вот так вот, мы — дуры.
Я очень надеюсь, что люди начнут просыпаться. И начинаю разговоры в автобусе, например. И многие говорят: «Ну а что? Если бы не мы, то Америка бы напала». Народ замордован этим телевидением так, что их просто стыдно слушать. Из-за этого я чувствую себя очень одиноко. Даже многие близкие считают, что война — это правильно. Я пытаюсь разговаривать, что-то рассказывать, но никого это не интересует, говорят: «Тебе что, больше всех надо?» А мне надо!
«Я хочу показывать людям, что в России есть сопротивление»
Художница и активистка «Феминистского антивоенного сопротивления» из Свердловской области, 27 лет. Мы не называем ее имя по просьбе героини.
Развешивает антивоенные листовки, ставит кресты в российских дворах, ходит в черной одежде с белой розой в руке, придумывает новые акции для партизанских протестов.
На второй день войны появилось «Феминистское антивоенное сопротивление» (ФАС), и я стала участвовать в акциях, которые они придумывали. Расклеиваю на автобусных остановках листовки с текстом «Нет войне», «За мир», «Это не специальная операция, а война», оставляю [антивоенные] послания на деньгах, потому что они ходят по рукам и люди видят эти надписи. Стараюсь делать это всё в разном стиле, чтобы было сложнее догадаться, делает ли это один человек или несколько разных.
Была еще акция «Мариуполь 5000»: люди в Украине хоронили своих близких прям во дворах, ставили кресты на могилы, и мы в России тоже ставили кресты у домов. Кто-то писал на них факты о преступлениях в Мариуполе. Я не использовала какие-то цифры, потому что я знаю, что когда ты используешь якобы неподтвержденные факты, допустим, пишешь количество погибших, то за это могут быть очень серьезные последствия. Поэтому я писала более абстрактные вещи на крестах — «Будущее» или «За что?». Мне начали другие люди присылать фотографии крестов, которые они ставили, а я пересылала их ФАСу. После этого ФАС позвали меня придумывать, как еще можно проводить акции, но я пока еще ничего не успела сделать в этом направлении, потому что на меня как раз составили административный протокол за акцию «Женщины в черном». Я ходила по городу в черной одежде с белой розой. Наверное, кто-то увидел мою фотографию в соцсетях ФАС, узнал и донес. Теперь я жду суд [за «дискредитацию» российских военных (20.3.3. КоАП)].
Но я и сейчас продолжаю выражать свое мнение в соцсетях, у меня в инстаграме 90 тысяч подписчиков. И я продолжаю искать какие-то новые формы для протеста и при этом оставаться на свободе. Думаю, что на свободе я более полезный человек.
Я просто не могу по-другому, выхода другого нет. Жизнь разделилась на до и после, я не могу жить так, как жила раньше. Я хочу показывать людям, всему миру, что в России есть сопротивление, что мы не молчим, мы пытаемся что-то сделать. Режим у нас плохой, у нас очень сложная ситуация внутри страны, но тем не менее ни раньше, ни сейчас не было ситуации, в которой абсолютно все люди в России поддерживают власть. Мне важно это показать. У меня есть друзья в Украине, я хочу оказать им поддержку, выразить солидарность. Но моя борьба, она и за Россию тоже, чтобы не было больше таких ситуаций, в которой мы сейчас оказались.
Все мои друзья абсолютно на моей стороне, здесь я ощущаю единство. Возникает такое чувство, что вот это «большинство», которое поддерживает власть, оно очень преувеличено, что нас пытаются заставить поверить, что таких людей большинство. Мне кажется, людей, которые против, их на самом деле тоже очень много. Просто кто-то более активен, а кто-то менее.
В семье у нас разные мнения. Сложно сказать, что моя мама за войну, эта фраза очень больно режет. Она поддерживает Путина, но если я спрошу маму: «Мама, ты за войну?», она скажет: «Нет», но начнет объяснять, что это необходимость, что нам врут, что там нет жертв и так далее. Кто-то перестает общаться и с родителями, и с детьми, у моих знакомых просто разрушаются семьи. Но мне будет лучше, если я не перестану общаться с мамой, несмотря на то, что у нас разные взгляды. Она переживает за мою безопасность, пытается сказать, чтобы я не прям так протестовала, но не навязывает это. Она старается если не понять меня, то хотя бы принять.
Иногда мне кажется, что все напрасно, ничего вообще не поможет. А потом я думаю, что все-таки надежда есть, пока есть такие люди. Поэтому просто продолжаю делать. Стараюсь много не думать [о результатах], потому что я боюсь прийти к тому, что вряд ли получится что-то изменить. Нужно, чтобы хоть кто-то оставался [в России], чтобы попытаться приблизить нашу страну к чему-то светлому. Не знаю, получится ли, но я бы хотела стать частью этого.
«Ну как можно говорить, что нас меньшинство, когда за слово „война“ сажают?»
Анонимные организаторы всероссийского флешмоба «Зеленая лента».
Участники флешмоба повязывают зеленую ленту на улицах как символ мира и в знак протеста против войны с Украиной.
Идея флешмоба «Зеленая лента» возникла 26 февраля как реакция на призывы лидеров оппозиции выходить на митинги против войны. Уже первые массовые собрания в Питере у Гостиного двора показали, что организация митингов хромает: силовики всегда заранее знают место встречи и готовы численным преимуществом подавлять любые массовые выступления. В телеграм-чатах оппозиции царило разочарование и обсуждались дальнейшие форматы борьбы: как быть и что делать. Тогда и возникла идея распределенного партизанского протеста, где каждый самостоятельно может быть активным звеном, не дожидаясь указа или организационного решения. Каждый сам в поле воин.
Повязывать ленту — это минимально рискованное действие, безопасный способ высказать свое мнение в стране без свободы слова. Люди, которые никогда раньше не знали про ленту, но увидели ее на улице, погуглили, нашли нашу страницу и пишут нам: «Как здорово, что в России есть адекватные люди». Знакомятся в комментариях, получают поддержку, понимают, что они не одни. Буквально пару дней назад нам написала подписчица. Увидела нашу ленту, нашла нас в интернете и решила повесить свою первую ленту. В парке увидела человека, который тоже вешал ленты. Подошла к нему, показала свою, а он ей: «О! Свои люди!» Так что нас много и свои есть везде.
Если сравнивать количество фото зеленых лент, которые нам присылали в начале запуска акции и сейчас… То сегодня мы не успеваем публиковать все. В основном участвуют люди 25–45 лет, судя по статистике подписчиков. Больше всего, конечно, из городов-миллионников: Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург. Зеленые ленты висят даже в Нью-Йорке, Лондоне и на Сейшелах.
Пока что наш план заключается в том, чтобы включить в сопротивление как можно больше людей. Зеленая лента — это первый шаг, инициация. Когда она станет массовой для миллионов, тогда будут предпосылки для перемен. Пока же каждый сидит дома тихо и молча, никакой революции в России не будет. Многие хотят протестовать, но боятся, ведь не знают никаких других форм, кроме митингов. Наша задача — подтолкнуть миллионы людей к простому и безопасному действию: возьми и повяжи ленту! Сделав первый шаг, человек осмелеет, преодолеет пассивность, включится. Дальше захочется чего-то большего, каких-то разнообразных акций. Главное — расшевелить граждан.
Ну как можно говорить, что нас меньшинство, когда за слово «война» сажают? Никакие результаты опросов не будут действительными в таких условиях. Люди, которые против войны, боятся и запуганы, потому часто молчат и не высовываются. Это и есть одна из целей нашей акции — «разговорить» людей посредством зеленой ленты.
Мы сами находимся в России и уезжать не собираемся. Не страшно ли нам? Да, страшно, конечно. Война — это в принципе страшно. Глупо думать, что смерти людей можно остановить в комфортных условиях.
«Если хоть кто-то задумается и начнет чуть меньше бояться — это уже хорошо»
Дмитрий Силин, предприниматель из Иваново, 52 года.
Бесплатно раздает на улицах города романы-антиутопии «1984» Джорджа Оруэлла и «Мы» Евгения Замятина.
Где-то с середины апреля мы вместе с моей помощницей, адвокатом и блогером Анастасией Руденко раздаем книги, где сразу вместе два романа — «1984» и «Мы». Покупаю их за свои деньги. Выходили мы уже 7–8 раз и раздали около 400 книг. В основном их берут студенты, потому что мы раздаем недалеко от университетов. Люди старше 30–35 лет редко подходят, отворачиваются и проходят мимо. А студенты очень позитивно воспринимают нашу благотворительную акцию, книжки берут. Нас удивило, что примерно половина из них говорили, что уже читали «1984». Из оставшейся половины примерно 25 % слышали и хотели прочитать, и только 25 % не слышали.
Подходят в основном с вопросами, что за книга, почему раздаете. Мы отвечаем, что просто хотим, чтобы люди больше читали, меньше смотрели телевизор и чтобы у людей складывалось какое-то свое мнение. Эта книга, как мне кажется, заставляет людей о чем-то задуматься. Я сам лет пять назад абсолютно случайно прочитал «1984». Меня тогда напугала «комната 101» [камера пыток]. Интересный мир… Становится похож на наш. Я решил, что сейчас необходимо дать возможность прочитать ее людям, чтобы они начинали думать о чем-то сами. Если хоть кто-то задумается и начнет чуть меньше бояться — это уже хорошо. 
Первый раз было выходить немного страшно. Сложно именно первый раз было взять столик, стул, сумку с книгами и выйти. Никто меня никуда не забирал с этими книгами. Если меня забирать [в отделение полиции], то тогда надо и всех продавцов книжных магазинов. Бывает, спрашивают, кто вам эти книги присылает. Я говорю, что тут нет никакой политики, эти книги продаются в любом книжном магазине. Я всегда был далек от политики, практически не участвовал ни в каких мероприятиях. К российскому государству я отношусь сдержанно, ничего против не имею. Мои компании всегда работали исключительно по государственным контрактам. Я здесь живу, работаю и никуда не собираюсь уезжать. Но просто я считаю, что в этой ситуации надо что-то делать.
Меня поражает безразличие людей. Что люди за 30 лет проходят мимо, машут рукой, отворачиваются. Они озабочены своими проблемами, повышением цен, семьей, детьми и так далее. Живы, зарплаты платят, ну меньше, но есть, и есть что поесть. Поэтому лучше вообще не ввязываться ни во что, не хотят быть ни в чем замешаны, ни к чему быть причастными — живут и живут. Им так проще. Людей так учили жить годами. Люди устали и ничего не хотят, живут в своей скорлупе. А молодежи интересно, меня удивила их позиция. Никто из них ничего плохого мне не сказал. На них вся надежда.
«Ну сколько можно? Всю жизнь вот так вот подальше стоять?»
Ануш Панина, петербурженка, 35 лет.
Ануш организовала антивоенный перформанс на Сенной площади в Санкт-Петербурге, ее оштрафовали на 40 тысяч рублей и арестовали на 10 суток.
На антивоенном митинге 24 февраля я сперва кричала «Нет войне», когда омоновцы отворачивались в другую сторону. Но потом мне надоело стоять как-то так подальше от них, чтобы не задержали (Ануш дважды задержали на других протестных акциях. — Прим. ред.). Ну сколько можно? Всю жизнь вот так вот подальше стоять? Я начала подходить к омоновцам и людям без опознавательных знаков, заглядывала им в лица, спрашивала, сколько кому лет. И какой-то момент вся толпа начала кричать «Нет войне». А я была как раз рядом с омоновцами, на расстоянии метров пяти, глаза в глаза практически с ними, и я тоже закричала.
После того как я вышла на свободу 4 марта (Ануш получила 8 суток ареста за участие в антивоенном митинге 24 февраля. — Прим. ред.), я поняла, что хочу сделать что-то активное. Моему другу пришла в голову идея плакатов по аналогии с объявлениями о проституции: большими буквами женские имена, например «Люба», а потом маленькими «будет жить без отца». Мы с другом долго обсуждали, посчитают ли это дискредитацией [армии России]. Мне было страшно. Я понимала, что я выйду и меня посадят, больше всего я боялась, что меня будут бить. Но меня успеют сфотографировать и это попадется на глаза многим людям. Поэтому я не хотела потратить эту попытку зря, а написать что-то такое, что встряхнуло бы сознание людей, что-то, что проникло бы в них.
Мне хотелось, чтобы люди подумали: «О, это она к нам обращается?», чтобы это был своего рода диалог, а не просто мое высказывание «Остановите войну». И это происходило! Даже в отделении полиции почему-то не забрали мою повязку на голову с кровью и вопросом на ней «Сколько?» и не внесли ее в протокол. Спрашивали, что за перья: «Это индеец?» Я объясняла, что это древнегреческий бог Гермес — проводник душ из мира живых в мир мертвых. А надпись на плакате «Мы наивные» — о том, что в России есть тысячи слоев этой наивности на совершенно разных уровнях и в разных масштабах. Одни не представляют, что есть политические заключенные, вторые не представляют, что омоновец может кого-то избивать на митинге, а не печенье раздавать. Третьи не знают, где находится Мариуполь, четвертые — что не стыдно быть изнасилованной, а стыдно насиловать…
Сейчас я жду апелляцию и надеюсь, что меня оправдают, тогда я смогу выйти еще раз с каким-нибудь художественным высказыванием, публичной рефлексией. Одновременно с этим я думаю, какие документы мне нужно будет собрать и какие вещи взять с собой на случай отъезда, если на меня заведут уголовное дело.
«Сейчас власти ведут две войны одновременно: одна здесь, с нами, другая в Украине»
Марина Антонова, художница и Instagram-блогер из Москвы, 33 года.
Ездит со своей антивоенной картиной в общественном транспорте. Рассказывают ее друзья и знакомые.
В первый же день войны Марина нарисовала картину — голубя мира на фоне флага Украины — и вышла на «тихий пикет»: она решила ездить на общественном транспорте вместе с картиной, чтобы люди обращали на нее внимание. В тот день еще массово не «винтили» людей, поэтому Марина ходила с картиной в людных местах, фотографировала себя и выкладывала антивоенные посты в соцсетях. После того как начались массовые задержания, аресты и штрафы, художница продолжила «тихие пикеты» в отдаленных районах Москвы.
«В транспорте к Марине подходят люди и у них обычно два типа реакции: либо они просто ничего не замечают, как будто перед ними обычный пассажир, либо говорят, что они тоже против [войны], говорят, что это классно, респект, машут рукой в поддержку издалека. Иногда у нее случаются разговоры с людьми, а другие это всё слышат. Возможно, это заставляет их о чем-то задуматься. Ни разу никто не подошел и не сказал, что поддерживает войну, никакой агрессии или критики. Максимум кто-то смотрит с непониманием, почему она сидит с такой большой картиной», — говорят друзья художницы.
Этот маленький жест Марина задумала для поддержания общего духа в ситуации, когда делать что-то большое очень опасно, но не делать ничего нельзя. «Сейчас они [власти] ведут две войны одновременно: одна здесь, с нами, другая в Украине. Для них важно исключить из общества, тех, кто против войны. Нельзя сказать точно, приведет ли „тихий пикет“ к чему-то большему, но важно, чтобы у несогласных [с войной] было ощущение, что они не одни. Когда идешь по району и видишь [антивоенное] граффити, понимаешь, что вот есть совсем тебе незнакомые люди, которые тоже против. И люди объединяются, чтобы собрать деньги для украинцев, они смогли найти способ, как их отправлять. Пусть там не огромные суммы, но хоть что-то. Очень важен сам факт, что люди вообще объединяются ради протеста, пусть даже маленького. Это хорошо, потому что, если они смогли объединиться ради маленького протеста, в перспективе они смогут объединиться ради чего-то еще».